gradbanu

А вот эту историю супруг частенько просит рассказать за чаем, когда
собираются гости.
Было это в юные годы, когда я только обзавелась своей собственной
квартирой. И ходил ко мне тусоваться народ бесприютный, бывшие
одноклассники, брат Змеевский и прочие люди. Тусовались обычно на кухне
- полумрак, интим, стульев мало - не беда, народ возлежит на полу.
В скобках нужно добавить, что годы были голодные, все давали по талонам,
у кого они были.
Так вот. Приходит опоздавший, Сергунчик, тихий такой, скромный, кхе-кхе,
нельзя ли чаю… Можно, отчего же.
И тут Сергунчик произносит сакраментальную фразу:
- Воспользуюсь-ка я сахаром! - говорит он, подтягивает к себе баночку
С КРУПНОЙ СОЛЬЮ (прозрачные пластиковые емкости с солью и сахаром на вид
были совершенно одинаковыми, если не считать надписей, но ведь -
полумрак!), так вот, берет он эту баночку, насыпает себе щедрые три
ложки с верхом (в гостях ведь) белого порошка, размешивает, и…
Как народ не подавился, не знаю. Все сидели стиснув зубы и выпучив
глаза, сдерживая ржание из последних сил.
И Сергунчик делает большой глоток. Потом фыркает, плюется, чай брызжет
изо рта, народ в отпаде.
Сергунчик смущен, но не побежден. Он пожимает плечами, с кем, мол,
не бывает, поворачивается к раковине, выплескивает чай, моет чашку,
наливает по-новой….
А В ЭТО ВРЕМЯ…
В это время Змеевский, тихо и без стука меняет местами упомянутые
баночки.
Сергунчик ставит чашку на стол, берет ложку, и, как ни в чем не бывало,
повторяет:
- Кхегем, воспользуюсь-ка я сахаром…
Народ затаил дыхание.
Сергунчик дотягивается до ДАЛЬНЕЙ банки, в которой, по его разумению,
должен все-таки быть сахар, НАСЫПАЕТ ТРИ ЛОЖКИ С ВЕРХОМ.
Ребята держались до последнего. Напряжение, висевшее в водухе, можно
было резать ножом.
Вот Сергунчик подносит чашку к губам…
Лица багровеют…
Делает глоток…
Опустим же, как сказал Марк Твен, завесу милосердия над концом этой сцены.